В основе всего философского творчества Вл.Соловьева лежит стремление к универсальному всеединству, достижению «Цельной жизни», на основе «цельного знания» и «цельного творчества». И путь к этому он видел в универсальном синтезе философии, науки и религии, т.е. в единстве знания, опыта и веры. Как религиозный философ он характеризует божественное начало как «вечное всеединое», что все сущее мира содержится в Боге, ибо всеединство есть не что иное как «единство и все», т.е. единство во множественности. «Все существует во всем. Каждая отдельная вещь – частичное проявление всего мира в целом. Первоединое же все обнимает и поэтому есть все». Первоединое, которое существует в цельном виде, а в отдельных вещах дана лишь от части – так поясняет идею всеединства А.Ф.Лосев в беседе с корреспондентом журнала «Наше наследие». [1.С]
В работе «Философские начала цельного знания» (1877 г.). Вл.Соловьев выводит как ключевое понятие «цельная жизнь». И это не просто субъективная целостность интеллектуальных, эмоциональных и творческих потенций, но есть живое и подлинное общение с Абсолютом. В работе «Критика отвлеченных начал; он утверждает, что абсолютное существует не иначе, как осуществленное в своем другом. И это понимание отношения между миром и Богом не совпадает с христианской идеей творения мира. [2] В «Чтениях о Богочеловечестве» Соловьев дает свое понимание догмата о Троице. Он отличает Бога как абсолютно сущего от его содержания (идеи) предстоящей в лице Бога-Сына-Христа – или Логоса. Воплощение же этого содержания, или идеи, осуществляется в мировой душе – Софии, как третьего лица божественной Троицы. «…как сущий, различаясь от своей идеи, вместе с тем есть одно с нею. София есть тело Божие, материя (Божества, проникнутая началом божественного единства. Осуществляющий в себе или носящий это единство Христос как цельный божественный организм – универсальный и индивидуальный вместе – есть Логос и София».[3] И далее Соловьев пишет: «…произведенное единство, которому мы дали мистическое имя Софии, есть начало человечества, есть идеальный или нормальный человек». [4] Но он деле поясняет, что это не реальный человек и не совершенное человечество, а человечество как вечная идея, как Вечная Женственность, заключающаяся в божественном существе. Таким образом, идея Богочеловечества у Соловьева тесно связана с софиологией, которая и занимает видное место в эстетических воззрениях Соловьева. По мнению В.В.Бычкова, - «…софийные интуиции с ранней юности пробудились в душе Соловьева и постепенно вылились в многомерную художественно-философскую концепцию венчавшую его философию всеединства и воплощавшую его религиозную тоску по идеально Вселенской Церкви совершенного человеческого общества». [5]
Однако, в своих поздних работах Соловьев приходит к идее разделения души мира и Софии, их анномическому объединению. София здесь мыслится теперь как позитивное предвечное божественное. Начало, а душа мира – первая тварь, субстрат сотворенного мира, дисгармонического, хаотического, временного начала в Универсуме. [6] Это присутствие, по мнению Соловьева, хаотического, иррационального начала в глубине бытия дает различным явлениям природы особую силу и свободу, без которых не было бы ни самой жизни, ни красоты. И для бытия самой Софии как творческого начала необходима противоборствующая сила – душа мира, ее основа в тварном мире, ее второе тварное «Я». [7] Таким образом, в самом Универа….. имеется творческое начало, которое рождает красоту в борьбе с хаосом и тлением.
Но как же, по Соловьеву, осуществляется связь Бога и мира? Ведь если Бог как сущее есть трансцендентное духовное существо, то мы можем с позиции христианского вероучения, узнать о Нем только через откровения, ибо, как писано в Библии Бог сам сообщает о себе: Я есьм сущий». Но Соловьев считает, что непостижимое для разума сущее, может быть предметом мистического созерцания, особым образом понятой интеллектуальной интуиции. Которую Соловьев иногда называет вдохновением. Вслед за Шеллингом и романтиками он сближает, по мнению П.П.Гайденко, интеллектуальную интуицию с продуктивной способностью, воображения, (выступая в этом вопросе против Канта), а философию – с художественным творчеством, с вдохновением, но при этом трактует творческий акт с состоянием транса, состоянием пассивно-медиумическим, которое как считают многие мистики-духовидцы, открывает возможность прорыва в трансцендентный мир духов, не доступных ни разуму, ни эмпирическому опыту. [8]
Таким образом, Соловьев разработал философскую теорию «положительного всеединства», понимание искусства в духе мистической «свободной теургии», преображающий мир на путях к его духовному совершенству, концепцию художественного выражения, «вечных идей и мистическое узрение Софии, как космического творческого принципа. [9]
В названии статьи отражена основная позиция Вл.Соловьева в отношении эстетики. Уже в одной из ранних работ в «Философских началах цельного знания» (1877) он увязывает художественное творчество с мистикой, указывая, что его цель есть «общение с высшим миром путем творческой деятельности». [1.С.152]
Хотя в другом месте этой же работы он художественное созерцание связывает не с мистическим опытом, а с «интеллектуальной интуицией». [1.С.205] Этот термин гораздо ближе к его действительным взглядам на художественное творчество. И под «теургией» он понимает свободное «общечеловеческое творчество», в котором свои высшие идеалы человечество осуществляет в материальной действительности, в природе». [1.С.176] Под «теургией», таким образом, Соловьев понимает собственно «искусство», в его высоком предназначении, отвечающем высоким идеалам и задачам, далекой от обыденщины, голого практицизма, жизненной прозы. Наконец, мистика, пишет Соловьев, изящное и техническое художество являются как одно мистическое творчество, или «теургия» [1.С.156]
«О лирической поэзии (по поводу последних стихотворений Фета и Полонского» (1890) он пишет, что предметом искусства является «существенная красота мировых явлений», для восприятия и воплощения которой нужен особый подъем души над обыкновенными ее состояниями». [2.С.210] И причиной такого подъема души является, по Соловьеву, дарование, гениальность, «актуальное проявление ее вдохновением». [2.С.210] И это вдохновение необходимо опять же для воплощения красоты мировых явлений. В работе «Общий смысл искусства» В.Соловьев отмечает, что высшей задачей искусства является его совпадение с концом мирового процесса, а пока история продолжается, искусство в своих лучших произведениях ухватывает проблески вечной красоты в нашей действительности, давая нам возможность «предощутить нездешнюю, грядущую для нас действительность. Искусство, таким образом, является переходом «связующим звеном» между красотой природы и красотой будущей жизни [3.С.398].
В этой же работе Вл.Соловьев говорит о роли и задаче искусства – это совершенное воплощение духовной полноты в нашей действительности, осуществление в ней абсолютной красоты или создание вселенского духовного организма. [3.С.398].
Интерес представляет выявление онтологических и гносеологических корней эстетического. Понять категорию эстетического в философской системе Вл.Соловьева можно лишь исходя из центральной идеи его философии – идеи всеединства. Ибо в основе всего философского творчества его лежит стремление к универсальному всеединству, достижению «цельной жизни», на основе «цельного знания» и «цельного творчества». И путь к нему – в универсальном синтезе философии, науки и религии, т.е. единстве знания, опыта и веры.
Эти идеи высказывает Вл.Соловьев в работе «Философские начала цельного знания» (1877). Понятие «цельная жизнь» - это не просто субъективная целостность интеллектуальных, эмоциональных и творческих потенций, но есть живое и подлинное общение с Абсолютом». И далее в учении Соловьева происходит тесное связывание познания, этики, этической сферы с эстетической, т.к. через это преодолевается, по его мнению, отвлеченный характер прежней философии. «Гармонический синтез» религии, философии и науки, рационального, эмпирического и мистического видов познания – цель Вл.Соловьева как философа. В его философской системе эстетика – необходимая составная часть целого. Более того, главной характеристикой эстетического у Соловьева выступает единство, гармония, согласие. И эстетическое начало изначально заложено в человеке и как бы пронизывает все сферы его жизни.
Более того, цельность, единство человек способен открыть в себе эстетически. Характеризуя эстетику Соловьева, исследователь его творчества Н.А.Кормин называет ее «святой гармонией». «Через все свои философские построения, - пишет Н.А.Кормин, - он (Соловьев) пронесет этот платоновский мотив эстетики как воспоминаний о святой гармонии, которая однажды открылась душе в ее трансцендентальном странствии. Но святость этой гармонии – это уже характеристика, взятая из другого прототипа трансцендентальной активности – из христианства, т.е. это гармония, идущая через Христа». [7.С.46] И, действительно, если в основе мира лежит гармония, то и знание (цельное) о нем будет носить эстетических характер. Уже цитируемый Кормин Н.А. замечает, что «как и у современных методологов науки, у Владимира Соловьева эстетически нормированным оказываются сами основания рациональности и логического мышления. Логически выверенное понимание органического и эстетического. Понимания не противостоят друг другу, а дополняют друг друга, более того, для Владимира Соловьева состояние, когда между логическим единством некоторых определений, с одной стороны, чувством и душой, а значит, и красотой, с другой, можно обнаружить отношения соответствия». [4.С.126] При этом Соловьев считает, что окружающий мир можно постигнуть с помощью разума, а нравственно-эстетическое понимание принадлежит чувственно-полевой сфере. Таки образом, благо и красоту трудно подвести под логические категории, зато они исследуются с помощью чувственного познания и интуиции, но поскольку существует единство всех форм, то благо и красота тоже выступают в форме истины, но не как представления, а как проявления воли и чувств.
Мир, по Соловьеву, есть единство материального, духовного и божественного. Но божественная субстанция способна преобразовать материальный мир «светом божественной премудрости», то такое понимание мира называется самим Соловьевым теургическим. И человек в философии Соловьева с помощью разума способен воспринимать божественную премудрость и посему и преобразовывать мир по законная Истины, Добра и Красоты.
В вышеназванной работе «Философские начала цельного знания» различает понятия «свободной теургии» и художественного как единства общего и частного.
И все же теургический подход, к эстетике и связывание художественного созерцания с мистическим опытом сохраняется в трудах и позднего Соловьева. Так, в работе «Три речи в память Достоевского» Вл.Соловьев пишет, что «искусство должно быть реальной силой просветляющей и перерождающей весь человеческий мир». [9] С позиции Соловьева, в Достоевском благодатно соединяются теург и художник. Будучи религиозным человеком Достоевский, по Соловьеву, вместе с тем был вполне свободным мыслителем и могучим художником. «Эти три стороны, эти три высшие дела не разграничивались у него между собою и не исключали друг друга, а входили неразрывно в его деятельность. В своих убеждениях он никогда не отделял истину от добра и красоты: в своем художественном творчестве он никогда не ставил красоту отдельно от добра и истины. И он был прав, потому, что эти три живут только своим союзом. Добро, отделенное от истины и красоты – есть только неопределенное чувство, бессильный порыв, истина отвлеченная есть пустое слово, а красота без добра и истины есть кумир [5.С.130] для Достоевского же это были только три неразлучные вида одной безусловной идеи [5.С.139]. И далее Соловьев продолжает развивать свои теургические идеи о том, что «открывшаяся в Христе бесконечность человеческой души способной вместить в себя всю бесконечность божества, эта идея есть вместе и величайшее добро и высочайшая истина, и совершеннейшая красота. Истина есть добро, мыслимое человеческим умом; красота есть то же добро и та же истина, телесно воплощенная в живой конкретной форме. И полное ее воплощение – уже во всем есть конец и цель, и совершенство, и вот почему Достоевский говорил, что красота спасет мир» [5.С.139]. Более того, в своих последних работах «Три разговора» (1899-1900) и в «Краткой повести об антихристе» он уточняет, что новая действительность рождается не деятельностью художников и поэтов, а выступлением церкви. Так, - замечает В.Ф.Эрн «Антихриста обличает и тем наносит смертельный удар старому миру не певец, не вдохновенный созидатель красоты звука или слова, а старец Иоанн, в котором сосредоточивается вся подвижническая энергия Церкви. А в работе «Три речи в память Достоевского» Соловьев говорит, что «Вселенская правда воплощается в Церкви….. Итак Церковь, как положительный общественный идеал, как основа и цель всех наших мыслей и дел, и всенародный подвиг, как прямой путь для осуществления этого идеала». [6.С.178]
И поэтому Соловьев считает, что изменение, преображение действительности не по плечу отдельному таланту, отдельному художнику, ни является делом художников. Только у тех. У кого есть «духовная сила веры» в истину и добро творят жизнь. Это те, которые называются мечтателями, утопистами, юродивыми – они же пророки истинно лучшие люди и вожди человечества» [5.С.136]. Таким человеком был Достоевский. Таким человеком, по Соловьеву, был и Пушкин, Лермонтов, и Мицкевич. В них видел Соловьев не «теургов», а пророков и духовных вождей. Хотя он при этом подчеркивает, что подвиг пророка является не менее важным чем «теургически созидаемым идеальным космосом», который есть «живая в себе сущая идея» [5.С.136]. И в величайших произведениях великих художников – происходит предварение нездешней, грядущей для нас действительности, задается предощущение ее». [5.С.134] Предощущение же грядущей красоты мира осуществляется мыслящим субъектом.
«…Красота, - подчеркивает, поясняет свою мысль Соловьев, - нужна для исполнения добра в материальном мире, ибо только ею просветляется и укрощается недобрая тьма этого мира».[8.С.76-77] И далее Соловьев пишет: «Для своей настоящей реализации добро и истина должны стать творческою силою в субъекте, преобразующего, а не отражающего только действительность». [8.С.76-77]
Таким же реалистическим характером по выражению А.Ф.Лосева, отличается статья В.Соловьева «Первый шаг к положительной эстетике» (1894), в которой он положительно оценивает эстетические воззрения Н.Г.Чернышевского в его работе «Об эстетическом отношении к действительности») Соловьев подчеркивает, что Чернышевский выступает здесь против «эстетического сепаратизма» и поддерживает мысль о том, что «искусство – по своему, своими средствами служит общей жизненной цели человечества». И далее: «эстетически прекрасное должно вести к реальному улучшению действительности». И что прекрасное – есть жизнь – это значимо и для автора, и для Соловьева и с мыслью Чернышевского о том, что жизнь, - как реальное и вполне объективное преображение человека, - это и есть настоящая красота и настоящее искусство» [8.С.76-77]. Но для материалиста Чернышевского искусство – это результат творческих способностей человека, а у мистика Соловьева творчество человека – это его способность постигать, ощущать божественную премудрость.
«Божественную красоту мира, в котором и заключен для него источник вдохновения. Так, в «Чтениях о Богочеловечестве» Соловьев пишет: «И человек, как принадлежащей к обоим мирам, актом умственного созерцания может и должен касаться мира Божественного и, находясь еще в мире борьбы и смутной тревоги, вступать в общение с ясными образами из царства славы и вечной красоты. В особенности же это положительное, хотя и неполное познание или проникновение в действительность Божественного мира свойственно поэтическому творчеству. Всякий истинный поэт должен необходимо проникать «в отчизну пламени и слова», чтобы оттуда брать первообразы своих созданий и вместе с тем то внутреннее просветление, которое называется вдохновением и посредством которого мы и в нашей природной действительности можем находить звуки и краски для воплощения идеальных типов…» [9.С.103].
Интересно проанализировать критические статьи Вл.Соловьева о поэзии Пушкина, Лермонтова, Тютчева и других русских поэтов. В статье «Значение поэзии в стихотворениях Пушкина» Соловьев говорит о Пушкине как о поэте «по-преимуществу, более беспримесным, чем все, прочие, - выразителен чистой поэзии, таким образом, продолжает Соловьев, в его творчестве выявило себя «самое чистое и полное» выражение как «таковой» в ее эстетической сущности». И как бы проясняя свою мысль, Соловьев подчеркивает, что «Пушкинская поэзия есть поэзия по существу и по преимуществу» - не допускающая никакого частного и одностороннего определения. Самая сущность поэзии – то, что, собственно, ее составляет, или что поэтично само по себе, - нигде не проявлялось с такого чистотою, как именно у Пушкина…» [10.С.318-319] и далее Соловьев подчеркивает, что пушкинская поэзия служит выражением ее собственно эстетической природы». И далее в работе «Значение поэзии в стихотворениях А.С.Пушкина» говорит, что задача поэзии в ее особом «служении добру и истине» через красоту: «Поэзия, - продолжает свои рассуждения Соловьев, - может и должна служить делу истины и добра на земле, - но только по-своему, только своею красотою и ничем другим. Красота уже сама по себе находится в должном соотношении с истиной и добром, как их ощутительное проявление. Следовательно, все действительно поэтичное – значит, прекрасное – будет тем самым содержательно и полезно в лучшем смысле этого слова» [10.С.321]. Поэтому, по Соловьеву, поэт как «служитель красоты» является так же служителем «истины и добра» и далее Соловьев подчеркивает, что «…художнику достаточно быть верным красоте, а она уже сама сделает его произведения сообразными истине по своему внутреннему сродству с него. [10.С.259]
И говоря о творчестве художника, Соловьев подчеркивает его ответственность за ту духовность, которую он создает в своем творчестве. Так, в статье «Буддистские настроения в поэзии» [11.С.248] Соловьев как бы противопоставляет «буддистское» и «христианское» настроения, подчеркивая, что в буддизме происходит жизнеотрицание, а в христианской религии, напротив, происходит жизнеутверждение, как важная сторона, свойство подлинного художника, утверждающее своим творчеством Красоту, Истину и Добро.
Говоря же о буддистском взгляде на мир, Соловьев говорит, что подобный взгляд к жизни, с его решительным отрицанием заключает в себе относительную истину, ибо «склонный субъективно к отрицательному буддийскому взгляду на мир и жизнь поэт естественно и в предметах своего творчества находит и представляет только подтверждение этого взгляда. Все существенное действует на него особенно своею отрицательною стороною» (11.С.259). (последнее предложение выделено мной, т.к. здесь Соловьевым подмечена особенность вот такого «отрицательного» скептического, пессиместического взгляда на жизнь.
С другой стороны, если взгляд на мир будет радостным, то и поэзия художника есть «поэзия жизни и воскресения» и настроение поэта здесь христианское, жизнеутверждающее, оптимистическое. [11.С.233]
Но и в жизнеотрицании Соловьев находит положительный момент, ибо, по Соловьеву, он есть шаг к работе сознания и значит, есть движение к появлению «поэзии гармонической мысли» в творчестве таких художников как Ф.Тютчев, А.Н Толстой и др. [11.С.300-301]
Говоря о свободе творчества, Соловьев говорит о свободе поэтической души от всего чужого, которое противно вдохновению, подчеркивая, что «случайное, поверхностное содержание души человеческой» не нуждается в поэтическом откровении, оно «и без того явно во всей своей непривлекательности и нуждается не столько в откровении и увековечении, сколько в сокровении и забвении. Таким образом, поэтическая душа – это «свободная душа Софии», которая помогает человеку «войти в связь с Умом Христа и Святым Духом Бога» [11.С.61] И Свобода творчества, по Соловьеву, это открытость восприятию «божественных глаголов» и «видений первоначальных лучших дней», приходящих из той подсознательной области, которую сама душа тут же признает иною, высшею, и вместе с тем своею родною». [11.С.18]
Далее Соловьев подчеркивает, что истинный поэт, гениальный художник творит по вдохновению. «Настоящая чистая поэзия требует от своего жреца лишь неограниченной восприимчивости душевного чувства, чутко послушного высшему вдохновению». [10.С.323]. Он считает, что самое поэтическое, самое вдохновенное в душе поэта открывается его сознанию только через опыт поэтических явлений, как чтото данное свыше, а не задуманного или, придуманного умом». [10.С.329]
Но особая в представлении Соловьева роль поэта-пророка. Правда, пророчества бывают разные. Они могут быть как болезненные наросты в душе провидца, но лишь внутренняя красота души человеческой, состоящая в ее созвучии с объективным смыслом вселенной, в ее способности индивидуально воспринимать и воспринимать этот всеобъемлющий смысл мира и жизни», то это совсем другой образ пророка. [2.С.210] Получается, что истинный поэт-пророк тот, кто обнаруживает истину и несет ее своему народу, несет открыто, не «протаскавая» и не навязывая ее всем.
Говоря об эстетических воззрениях Вл.Соловьева, нельзя не сказать о нем как о замечательном русском поэте, философствующем поэте или как о поэте-философе. И говорить об этом всего труднее.
В оценке его творчества как поэта, сошлемся прежде всего, на высказывание В.В.Розанова, который сказал так: «…только в стихах Соловьев и выразил свое личное и особенное, свое оригинальное и новое. Только здесь и живет его «я», тогда как в 8-ми томах прозы живут только его способности и учености, острый ум диалектика и изумительная эрудиция…» [12.С.62]
Понимая творчество как связующее звено между красотой природы и идеальной красотой, которая должна быть достигнута человечеством. И эту творческую установку Соловьева –философа исполняет Соловьев –поэт. Как поэт он стремится с большей полнотой передать красоту мира и на основе этого увидеть будущее, идеальное состояние мира: «Развитие же природы для него – беспрерывно совершенствующееся, а потому несовершенное и незаконченное откровение. В таком понимании природы заключается один из наиболее могучих источников поэтического вдохновения Соловьева. Здесь корень того необычайного подъема душевного, которое вызывается в нем созерцанием ее красоты; когда он видит горы и море, у него вырастают крылья, а осенний вид вызывает в нем молитвенное настроение» - пишет в своих воспоминаниях Е.Трубецкой. [13.С.75]
В стихотворении «Осеннею дорогой» есть такие строки:
Замерла бесконечная даль,
И роскошно-блестящей и шумной весны
Примиренному сердцу не жаль.
И как будто земля уходя на покой,
Погрузилась в молитву без слов.
И спускается с неба невидимый рой
Бледнокрылых, безмолвных духов.
В этих поэтических интуициях Соловьев как бы прозревает природу, ощущает ее как ощущал ее наш далекий предок – первобытный человек. В другом стихотворении «Я озарен осеннею улыбкой» он выступает в общение с владычицей земли:
«…Плачь, осень, плачь – твои отрадны слезы!
Дрожащий лес, рыдания к небу шли!
Реви, о буря, все свои угрозы,
Чтоб истощить их на груди земли!
Владычица земли, небес и моря!
Ты мне слышна сквозь этот мрачный стон,
И вот твой взор, с враждебной мглою споря,
Вдруг озарил прозревший небосклон.
Родного сердца пламень ощутил я
Услышал трепет жизни мировой.
(Из стихотворения «Земля владычица к тебе чело склонил я» здесь видна вера в животворящую силу красоты мира и в торжество жизни над смертью и тленом.)
В Лондоне в 1875 г. Соловьев пишет стихотворение «Хоть мы навек незримыми цепями», в котором снова видим противостояние неба и земли, небесного и земного:
Хоть мы навек незримыми цепями
Прикованы к нездешним берегам,
Но и в цепях должны свершить мы сами
Тот круг, что боги очертили нам.
Все, что на волю высшую согласно,
Своею волей чуждую творит,
И под личиной вещества бесстрастной
Везде огонь божественный горит.
Здесь снова Соловьев поднимает проблему человеческой свободы, которое он последовательно решает в духе своей философии, в которой человек подчинен высшей воле, должен быть в согласии с Богом: «Но и в цепях должны решить мы сами, тот круг, что боги очертили нам», что позднее в работе «Философские начала цельного знания» Соловьев напишет: «….человек может быть действительно свободен только во внутренним соединении с истинно сущим». Понимая несовершенство материального мира, Соловьев говорил, что целью искусства, целью творчества является преодоление этого несовершенства, поэтому в истинном произведении искусства красота мира должна быть четко выражена, выявлена, одухотворена и увековечена. Продолжая эту мысль, Соловьев подчеркивает, что если физическими средствами она не выполнима, она «должна быть исполнена средствами человеческого творчества». Таково назначение искусства. И творчество человека является, по его мнению, продолжением созидания и совершенствования мира. И более того, дело преобразования мира, по Соловьеву, это дело не только человеческого разума, но и сердца. Идеи, говорит Соловьев, познаются интуицией, но для истинного их понимания и постижения необходимо сердце. В стихах у Соловьева и происходит это соединение разума и чувств, сердца и разума.
Список литературы
Соловьев В.С. Философские начала цельного знания. Соч. в 2-х т. М., 1988, Т.2. С.152.
Соловьев В.С. О лирической поэзии… // Соловьев В.С. стихотворения. Эстетика. Литературная критика. – М., 1990.
Соловьев В.С. Общий смысл искусства. Соб.соч. в 2-х т. Т.2. М., 1988.
Кормин Н.А. Философская эстетика Владимира Соловьева. – М., 2001, ч.1. Святая гармония. С.46.
Соловьев В.С. Три речи в память Достоевского // Ерина Е.Б. История философии. Сб.текстов первоисточников. – Новороссийск, 2003. С.130.
Эрн В. Философия В.С.Соловьева // О Владимире Соловьева. – Томск, 1997, С.178.
Соловьев В.С. Общий смысл искусства. Полн.соб.соч. в 20 т. Т.3. М., 2001. С.134.
Соловьев В.С. Общий смысл искусства. Изд. в 10т. Т.7, С.76.
Соловьев В.С. Чтения о Богочеловечестве // Соловьев В.С. Соч. в 2-х т., Т.2. – М., 1989. С.103.
Соловьев В.С. Значение поэзии в стихотворениях Пушкина // Соловьев В.С. Философия. Искусство. Литература.Критика. – М., 1991. С.323.
Соловьев В.С. Буддистские настроения в поэзии // Соловьев В.С. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. – М., 1990. С.248.
Прочитать публикацию в формате PDF